Сборник - «Лимонка» в войну

Второй день пути был обычным днём в череде точно таких же по сопровождению колонн воинских грузов. Горные извилистые дороги, слева – мутный Аргун шлифует камни и, обтекая раму сгоревшего грузовика, возмущённо пенится.

Тронулись, но, не проехав и ста метров, увидели кипишующих горцев. Сквозь многочисленные радиошумы и помехи в динамиках шлемофона почти не слыхать, что кричат чеченцы. Машут кулаками, и на их лицах выражен весь спектр негативных эмоций.

«Странно, с чего бы это они?» – подумал я и почти сиюсекундно получил ответ в виде подрезавшего впереди идущий «КамАЗ» «уазика». Из этого со скрипом остановившегося автомобиля выпрыгнул «кадыровец» годов тридцати. Держа свой пулемёт в левой руке, правой он рывком открыл дверь и вытащил водителя «КамАЗа». Что-то крича, он тряс водителя одной правой рукой. На всякий случай я направил на чеченца свой пулемёт. Спустя мгновения к этой паре с автоматами наперевес подбежало с десяток «федералов». Чеченец же, будто и не замечая их, продолжал трясти водилу и орать. Оказалось, что это был один из тех водителей, что любили фотографироваться. Он снёс метров пятнадцать забора у одного из чеченских домов. Вероятно, в этот момент смотрел он не на дорогу, а выбирал место для ещё одной фотосессии.

Я сидел за своим пулемётом и напряжённо ожидал прибытия остальных «кадыровцев». Мы везём продукты, оружие и топливо на самый юг Чечни. Как бы то ни было, не по своей воле мы оказались на этой дороге и стали свидетелями этой разборки. Снесённый забор – это маленькие прелести жизни в переполненной войсками республике. Вот и получите! Как ни крути, но без горячей народной поддержки не ржавели бы в ущельях остовы изуродованных пулями и осколками машин, не лежала бы по обочинам взорванная бронетехника.

В конце концов «кадыровец» успокоился и, пообещав джихад, укатил обратно в село.

…Ежедневный месячный марафон по городам и весям маленькой, но очень гордой республики подошёл к концу. Мелкие и крупные поломки чужих машин вызывали во мне ненависть к их нерадивым водителям. Я сдерживал себя, понимая, что за такой долгий путь сдают не только машины, но и нервы. Позади остались Итум-Кале и ещё порядка двадцати незначительных остановок. Наконец-то мы добрались до Тусхароя. Машины сопровождения приняли влево и скатились к реке, а обоз пошёл по крутому и изогнутому подъёму к базе.

Мы ещё не успели занять оставленное для нашей БМП место, как пронёсся слух о смерти одного водителя из обоза. К сожалению, весть эта потом подтвердилась – проехав сотни километров за два дня напряженной дороги, умер девятнадцатилетний парень. Не выдержало сердце. Надо везти, и он вёз…

Кто больше рисковал – мы в сопровождении или они, – не известно. Таких вопросов там не возникало.

Яков Горбунов, апрель 2005

Как атаковать Генерального секретаря NATO

Информация на сайте NATO: 21–22 ноября в Праге состоится саммит глав стран NATO, где в трансатлантический альянс примут семь новых государств, в их числе – Латвия, Литва, Эстония. Информация для журналистов: аккредитация в Брюсселе. Заполняем формы для аккредитации, срочно делаем фотографии. Встает вопрос, как им это всё отправить: по факсу или по электронной почте. Звоним в Брюссель. На том конце провода бодрый женский французский голосок. «Do you speak English?» – первая и единственная правильная фраза на английском, сказанная мною тогда. Дальше пошёл ломаный эсперанто: «ту-ту аккредитэйшен», «то есть фото», «ага, ага», «йа, йа». Самое главное, что мы друг друга поняли – русские журналисты из «Генеральной линии» жаждут аккредитоваться на саммит. Нам дали зелёный свет – «General Line», как-никак. Потом, правда, возникла небольшая проблема с пересылкой фотографий – сервер mail.ru глюканул и отказался отправлять фото в Брюссель. На переговоры с NATO теперь отправился Нечаев (я находился в Запорожье – решал свои свадебные дела). После непродолжительных попыток общения на английской абракадабре Дмитрий абсолютно спокойным голосом произносит первую козырную фразу пражской осени: «Позови кого-нибудь, кто говорит по-русски, дурочка». И был услышан! В дальнейшем все переговоры с участниками и работниками саммита мы вели исключительно на русском, великом и могучем.

Консульство Чешской Республики находится в десяти минутах пешком от вокзала, на улице Богдана Хмельницкого. По дороге к нему встречаешь Щорса на коне, антураж что надо. Отмечаешь, как в центре Киева дома просто облеплены мемориальными досками: в советские времена вывешивали своих героев, во времена незалежности снимать старых «живших и работавших» не стали, а лишь добавили своих. Получилось забавно, весьма весомо.

Возле консульства очереди гастарбайтеров – Западная Украина едет работать в Чехию. В чешском консульстве, как и везде в России, самый главный человек – дворник. Он построил всех: эти за анкетами, эти за номерками, эти сдавать анкеты, а эти получать визы. Ошалел, не ожидал. О такой проблеме мы как-то и не подумали. Сначала очередь за анкетой, затем заполняешь её, затем очередь за номерком. Через день сдаёшь анкету. Получить визу можно через полтора месяца. Перспективы отнюдь не радужные. Поездка в Прагу с самого начала была афёрой. Эта ситуация меня не устраивает. Начал теребить консульских работников. «Я – журналист, я еду на саммит. Давайте все это дело как-то побыстрее!» Сработало, оформили командировочную визу. Слава российской журналистике!

Кстати, чтобы собрать денег на визы, Нечаев долго носился со своим поношенным зимним пальто. Накануне сдачи документов ему удалось его продать.

18-го вечером сажусь в первый поезд – «Киев – Львов». Лимонов чертовски прав: самое главное – это решиться сесть в поезд, а дальше всё пойдет по рельсам. Львов. Пять утра. Последний город перед рывком на Запад. Кассовый зал вокзала. Родина не дает расслабиться – подходят представители уголовного розыска, линейный отдел. Кто вы, да что. Куда едете, а что делаете во Львове? У государства всегда было много вопросов к своим гражданам. Смотрят паспорт, удостоверение журналиста, извиняются, уходят. Беру билет на поезд до Кракова, прошу самый дешевый. Подсунули спальный вагон. Понял это лишь тогда, когда прибыл поезд. Плевался далеко, ругался про себя (чтобы не привлекать внимание). В купе один. Принесли бельё и кофе с круассаном. Из сорока баксов осталось только десять. В вагоне не топят, зато много одеял (польский вагон фирмы «WARS». Символично). Из Кракова мне остался только один путь – на трассу. Поэтому всю дорогу в поезде спал – потом не придется. На границе выпил чай с круассаном (входит в стоимость билета). Украинские пограничники разобрали купе проводника по частям. Меня даже не шмонали. Они были сильно увлечены раскручиванием и закручиванием (бегали за отвёртками и ключами). По-моему, ничего не нашли, или проводник откупился. Паспортный контроль интересовал вопрос отсутствия моей шевелюры. Потряс их историей о трепанации черепа, ушли обескураженные. Польских пограничников я как-то не заметил. Они мне мило улыбнулись и прошли дальше. Спальный вагон – уважаемые люди.

А вот Нечаева, который ехал через украинско-польскую границу стопом, польские погранцы выписали из машины, хотя документы и багаж у него были в полном порядке. Видимо, хотели денег, а их у него не было. Они не верили, что с 66 баксами он сможет добраться до Праги и не останется нелегально работать на территории Польши. Оставшись на пограничном посту, Нечаев трахнул мозги именно тому пограничнику, который его и снял с машины. Через 8 часов поляк не выдержал национал-большевистского напора и сам вписал его в автобус, идущий до Праги. Где моего тёзку всю дорогу добродушные хохлы поили самогоном, кормили копчёным мясом, а один румын, украинского гражданства, кормил Димку апельсинами и поил ананасовым соком. Затем в Праге румын ему объяснил, как доехать до медиацентра, подвез до ближайшего интернет-кафе и попрощался.

Я же шёл своим путём. Польша за окном, равнинная, как Латвия. Плоская земля, распаханная кусочками. Видны межи. Все поделено на маленькие клочки земли. Причёсаны даже леса. Непроходимые чащи там отсутствуют напрочь, не лес, а прогулочный дворик. Аккуратненькие дома. Все блестит и радует глаз человека, проезжающего мимо в спальном вагоне. А подумаешь, что там творится внутри, за этими кирпичными стенами, под этой красной черепицей, и сразу же становится тошно. Блевать тянет. И хочется войти сюда – нет, не с танками, а с катками – и довести это плоское государство до совершенства – укатать всё в асфальт! Ведь там же такой концентрат мещанства, обывательщины, что не отплеваться. Буйной шляхты больше нет, остался добропорядочный «бюргер». Время от времени за окном появляются костелы модерновой планировки. Чаще, чем можно было б подумать, первые древние церкви я увидел только в Кракове.